3451 Цветаева М. И. Ученик — 7. По холмам – круглым и смуглым…
По холмам – круглым и смуглым, Под лучом – сильным и пыльным, Сапожком – робким и кротким – За плащом – рдяным и рваным.
Для поиска произведения воспользуйтесь поиском или используйте алфавитный указатель для выбора автора.
По холмам – круглым и смуглым, Под лучом – сильным и пыльным, Сапожком – робким и кротким – За плащом – рдяным и рваным.
79 Два человека в этот страшной год, Когда всех занимала смерть одна, Хранили чувство дружбы. Жизнь их, род
Могла бы – взяла бы В утробу пещеры: В пещеру дракона, В трущобу пантеры.
Чугун кагульский, ты священ Для русского, для друга славы — Ты средь торжественных знамен Упал горящий и кровавый,
– «Мы никого так»… – «Мы никогда так»… – «Ну, что же? Кончайте»… 27-го декабря 1909
А девы – не надо. По вольному хладу, По синему следу Один я поеду.
Не лавром, а терном На царство венчанный, В седле – а крылатый!
Слезы, слезы – живая вода! Слезы, слезы – благая беда! Закипайте из жарких недр, Проливайтесь из жарких век.
Голос – сладкий для слуха, Только взглянешь – светло. Мне что? – Я старуха, Мое время прошло.
Врылась, забылась – и вот как с тысяче – футовой лестницы без перил. С хищностью следователя и сыщика Все́ мои тайны – сон перерыл.
За девками доглядывать, не скис ли в жбане квас, оладьи не остыли ль, Да перстни пересчитывать, анис Всыпая в узкогорлые бутыли.
Сказавший всем страстям: прости – Прости и ты. Обиды наглоталась всласть. Как хлещущий библейский стих,
Пригвождена к позорному столбу, Я все ж скажу, что я тебя люблю. Что ни одна до самых недр – мать
В глубокий час души, В глубокий – но́чи… (Гигантский шаг души, Души в ночи)
Сомкнутым строем – Противу всех. Дай же спокойно им Спать во гробех.
В полночь леший лыко драл, Лапти плел, косил траву, Сов дразнил и <нрзб>нывал Да покрикивал ау!
Отощав в густых лесах, Вышел волк на снежный шлях, И зубами волк – Щелк!
Есть рифмы в мире сём: Разъединишь – и дрогнет. Гомер, ты был слепцом. Ночь – на буграх надбровных.
Небо катило сугробы Валом в полночную муть. Как из единой утробы – Небо – и глыбы – и грудь.
Мы быстры и наготове, Мы остры. В каждом жесте, в каждом взгляде, в каждом слове. –
В час прибоя Голубое Море станет серым.
Чехи подходили к немцам и плевали. (См. мартовские газеты 1939 г.) Брали – скоро и брали – щедро:
За что любить тебя? Какая ты нам мать, Когда и мачеха бесчеловечно-злая Не станет пасынка так беспощадно гнать, Как ты детей своих казнишь, не уставая?
Тише, тише, тише, век мой громкий! За меня потоки – и потомки.
Осыпались листья над Вашей могилой, И пахнет зимой. Послушайте, мертвый, послушайте, милый: Вы все-таки мой.
Всем покадили и потрафили: . . . . . .– стране – родне – Любовь не входит в биографию, – Бродяга остается – вне…
Сабуров, ты оклеветал Мои гусарские затеи, Как я с Кавериным гулял, Бранил Россию [с] Молоствовым,
Древняя тщета течет по жилам, Древняя мечта: уехать с милым! К Нилу! (Не на грудь хотим, а в грудь!)
Только в очи мы взглянули – без остатка, Только голос наш до вопля вознесен – Как на горло нам – железная перчатка Опускается – по имени – закон.
Позади горизонты валились пластами, как пашня под плугом, Ввысь взлетали мосты наподобие огненных птиц, И наш дом – для последнего разу – мне брызнул звездою.
Идет по луговинам лития. Таинственная книга бытия Российского – где судьбы мира скрыты – Дочитана и наглухо закрыта.
. . . . .коль делать нечего! Неу́жели – сталь к виску? В три вечера я, в три вечера Всю вытосковала – тоску.
1 В век сплошных скоропадских, Роковых скоростей –
Тургенев, верный покровитель Попов, евреев и скопцов, Но слишком счастливый гонитель И езуитов, и глупцов,
Ваш нежный рот – сплошное целованье… – И это все, и я совсем как нищий. Кто я теперь? – Единая? – Нет, тыща! Завоеватель? – Нет, завоеванье!
Всё так же <ль> осеняют своды [Сей храм] [Парнасских] трех цариц? Всё те же ль клики юных жриц? Всё те же <ль> вьются хороводы?…
Начнем ab ovo: Мой Езерский Происходил от тех вождей, Чей в древни веки парус дерзкий
1 Со мной в ночи шептались тени, Ко мне ласкались кольца дыма,
Слыхали ль вы за рощей глас ночной Певца любви, певца своей печали? Когда поля в час утренний молчали, Свирели звук унылый и простой
Там, где древний Кочерговский Над Ролленем опочил, Дней новейших Тредьяковский Колдовал и ворожил:
– Мир окончится потопом. – Мир окончится пожаром; Так вода с огнем, так дочерь С матерью схватились в полночь.
Ты не хотел! но скоро волю рока Узнаешь ты и в бездну упадешь; Проколет грудь раскаяния нож. Предстану я без горького упрека,
Любил с начала жизни я Угрюмое уединенье, Где укрывался весь в себя, Бояся, грусть не утая,
Над спящим юнцом – золотые шпоры. Команда: вскачь! Уже по пятам воровская свора. Георгий, плачь!
Башенный бой Где-то в Кремле. Где на земле, Где –
В стране, которая – одна Из всех звалась Господней, Теперь меняют имена Всяк, как ему сегодня
Терпеливо, как щебень бьют, Терпеливо, как смерти ждут, Терпеливо, как вести зреют, Терпеливо, как месть лелеют –
К чему холодные сомненья? Я верю: здесь был грозный храм, Где крови жаждущим богам Дымились жертвоприношенья;
[Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера, Боком одним с образцом схож и его перевод.]
Когда поспорить вам придется, Не спорьте никогда о том, Что невозможно быть с умом Тому, кто в этом признается;
На этой странице представлен рейтинг стихотворений, основанный на автоматическом анализе данных из некоторых социальных сетей. В этом анализе учитываются многие параметры, такие как количество посещений этих ресурсов, отзывы читателей, упоминания стихотворений в социальных сетях и многое другое.