451 Лермонтов М. Ю. Осень
Листья в поле пожелтели, И кружатся, и летят; Лишь в бору поникши ели Зелень мрачную хранят.
Для поиска произведения воспользуйтесь поиском или используйте алфавитный указатель для выбора автора.
Листья в поле пожелтели, И кружатся, и летят; Лишь в бору поникши ели Зелень мрачную хранят.
Как тихо веет над долиной Далекий колокольный звон — Как шорох стаи журавлиной, И в шуме листьев замер он…
Нет, я не льстец, когда царю Хвалу свободную слагаю: Я смело чувства выражаю, Языком сердца говорю.
На таинственном озере Чад Посреди вековых баобабов Вырезные фелуки стремят На заре величавых арабов.
В одном переулке Стояли дома. В одном из домов Жил упрямый Фома.
Ты и убогая, Ты и обильная, Ты и могучая, Ты и бессильная,
Из глубины моих невзгод молюсь о милом человеке. Пусть будет счастлив в этот год, и в следующий, и вовеки.
В дыму, в крови, сквозь тучи стрел Теперь твоя дорога; Но ты предвидишь свой удел, Грядущий наш Квирога!
Я вернулся в мой город, знакомый до слез, До прожилок, до детских припухлых желез. Ты вернулся сюда, — так глотай же скорей
Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку — каждый выбирает для себя.
— Ну, пошел же, ради бога! Небо, ельник и песок — Невеселая дорога… Эй! садись ко мне, дружок!
Настанет день — исчезну я, А в этой комнате пустой Все то же будет: стол, скамья Да образ, древний и простой.
Февраль. Достать чернил и плакать! Писать о феврале навзрыд, Пока грохочущая слякоть Весною черною горит.
<I> 1
Снова выплыли годы из мрака И шумят, как ромашковый луг. Мне припомнилась нынче собака, Что была моей юности друг.
Робин Бобин Барабек Скушал сорок человек, И корову, и быка, И кривого мясника.
К чему, веселые друзья, Мое тревожить вам молчанье? Запев последнее прощанье, Уж Муза смолкнула моя:
Не то беда, что ты поляк: Костюшко лях, Мицкевич лях! Пожалуй, будь себе татарин, — И тут не вижу я стыда;
Лес, точно терем расписной, Лиловый, золотой, багряный, Весёлой, пестрою стеной Стоит над светлою поляной.
Никогда я не был на Босфоре, Ты меня не спрашивай о нем. Я в твоих глазах увидел море, Полыхающее голубым огнем.
Бессонница. Гомер. Тугие паруса. Я список кораблей прочел до середины: Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, Что над Элладою когда-то поднялся.
Разворачивайтесь в марше! Словесной не место кляузе. Тише, ораторы! Ваше
А знаешь, всё ещё будет! Южный ветер еще подует, и весну еще наколдует, и память перелистает,
Отрок милый, отрок нежный, Не стыдись, навек ты мой; Тот же в нас огонь мятежный, Жизнью мы живем одной.
C'est l'âge de Chérubin… Пятнадцать лет мне скоро минет; Дождусь ли радостного дня?
Много нынче в памяти потухло, а живет безделица, пустяк: девочкой потерянная кукла на железных скрещенных путях.
Не с теми я, кто бросил землю На растерзание врагам. Их грубой лести я не внемлю, Им песен я своих не дам.
Звезды меркнут и гаснут. В огне облака. Белый пар по лугам расстилается. По зеркальной воде, по кудрям лозняка От зари алый свет разливается.
Граждане, у меня огромная радость. Разулыбьте
Терек воет, дик и злобен, Меж утёсистых громад, Буре плач его подобен, Слёзы брызгами летят.
Медлительно влекутся дни мои, И каждый миг в унылом сердце множит Все горести несчастливой любви И все мечты безумия тревожит.
Занесенный в графу С аккуратностью чисто немецкой, Он на складе лежал Среди обуви взрослой и детской.
И упало каменное слово На мою еще живую грудь. Ничего, ведь я была готова, Справлюсь с этим как-нибудь.
Внимая ужасам войны, При каждой новой жертве боя Мне жаль не друга, не жены, Мне жаль не самого героя.
За этот ад, За этот бред, Пошли мне сад На старость лет.
Прости мне, милый друг, Двухлетнее молчанье: Писать тебе посланье Мне было недосуг.
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали Лучи у наших ног в гостиной без огней. Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали, Как и сердца у нас за песнею твоей.
Собирались лодыри На урок, А попали лодыри На каток.
Бежит тропинка с бугорка, Как бы под детскими ногами, Все так же сонными лугами Лениво движется Ока;
«Я стол накрыл на шестерых…» Всё повторяю первый стих И всё переправляю слово:
Край ты мой заброшенный, Край ты мой, пустырь. Сенокос некошеный, Лес да монастырь.
Es war, als hätt’ der Himmel Die Erde still geküßt, Daß sie im Blütenschimmer Von ihm nun träumen müßt’.
С своей пылающей душой, С своими бурными страстями, О жены Севера, меж вами Она является порой
У врат обители святой Стоял просящий подаянья Бедняк иссохший, чуть живой От глада, жажды и страданья.
«Почему ты плачешь?» – «Так». «Плакать „так“ смешно и глупо. Зареветь, не кончив супа! Отними от глаз кулак!
Случается нередко нам И труд и мудрость видеть там, Где стоит только догадаться За дело просто взяться.
Мы с тобой бестолковые люди: Что минута, то вспышка готова! Облегченье взволнованной груди, Неразумное, резкое слово.
У женщин недолго живут секреты. Что правда, то правда. Но есть секрет, Где женщина тверже алмаза. Это: Сколько женщине лет?!
В зимний вечер по задворкам Разухабистой гурьбой По сугробам, по пригоркам Мы идем, бредем домой.
Двадцать первое. Ночь. Понедельник. Очертанья столицы во мгле. Сочинил же какой-то бездельник, Что бывает любовь на земле.
На этой странице представлен рейтинг стихотворений, основанный на автоматическом анализе данных из некоторых социальных сетей. В этом анализе учитываются многие параметры, такие как количество посещений этих ресурсов, отзывы читателей, упоминания стихотворений в социальных сетях и многое другое.