3051 Пушкин А. С. Акафист Екатерине Николаевне Карамзиной
Земли достигнув наконец, От бурь спасенный провиденьем. Святой владычице пловец Свой дар несет с благоговеньем.
Для поиска произведения воспользуйтесь поиском или используйте алфавитный указатель для выбора автора.
Земли достигнув наконец, От бурь спасенный провиденьем. Святой владычице пловец Свой дар несет с благоговеньем.
И глупо звать его «Красная Ницца», и скушно звать
Семь мечей пронзали сердце Богородицы над Сыном. Семь мечей пронзили сердце, А мое – семижды семь.
В искусстве рифм уловок тьма, Но тайна тайн, поверь, не в этом: От сердца пой — не от ума, Безумцем будь, но будь поэтом!
Сомненье, страх, порочную надежду Уже в груди не в силах я хранить; Неверная супруга я Филиппу И сына я его любить дерзаю!..
Оставленного зала тронного Столбы. (Оставленного – в срок!) Крутые улицы наклонные Стремительные как поток.
Милую целуя, я сорвал цветок. Милая – красотка, рот – вишневый сок. Милую целуя, я сорвал цветок.
Ты персияночка – луна, а месяц – турок, Ты полоняночка, луна, а он – наездник, Ты нарумянена, луна, а он, поджарый, Отроду желт, как Знание и Знать.
Окно раскрыло створки – Как руки. Но скрестив Свои – взирает с форта: На мыс – отвес – залив
Да, вздохов обо мне – край непочатый! А может быть – мне легче быть проклятой! А может быть – цыганские заплаты – Смиренные – мои
Ровно – полночь. Луна – как ястреб. – Что – глядишь? – Так – гляжу!
Имя ребенка – Лев, Матери – Анна. В имени его – гнев, В материнском – тишь.
(Посвящается Вере Николаевне Фигнер) Лес увядает, и падает Листьев шумливый поток.
Были огромные очи: Очи созвездья Весы, Разве что Нила короче Было две черных косы
Со мной не надо говорить, Вот губы: дайте пить. Вот волосы мои: погладь. Вот руки: можно целовать.
Да будет день! – и тусклый день туманный Как саван пал над мертвою водой. Взглянув на мир с полуулыбкой странной: – Да будет ночь! – тогда сказал другой.
Скоро уж из ласточек – в колдуньи! Молодость! Простимся накануне… Постоим с тобою на ветру! Смуглая моя! Утешь сестру!
На буйном пиршестве задумчив он сидел Один, покинутый безумными друзьями, И в даль грядущую, закрытую пред нами, Духовный взор его смотрел.
Дремлет Москва, словно самка спящего страуса, Грязные крылья по темной почве раскинуты, Кругло-тяжелые веки безжизненно сдвинуты, Тянется шея — беззвучная, черная Яуза.
Возьмите всё, мне ничего не надо. И вывезите в . . . . . . . . . . . . Как за решетку розового сада Когда-то Бог – своей рукою – ту.
Тот – щеголем наполовину мертвым, А этот – нищим, по двадцатый год. Тот говорит, а этот дышит. Тот Был ангелом, а этот будет чертом.
В синем небе – розан пламенный: Сердце вышито на знамени. Впереди – без роду-племени Знаменосец молодой.
Я сам в себе уверен, Я умник из глупцов, Я маленькой Каверин, Лицейской Молоствов.
Уходящее лето, раздвинув лазоревый полог (Которого нету – ибо сплю на рогоже – девятнадцатый год) Уходящее лето – последнюю розу – От великой любви – прямо на сердце бросило мне.
1 Выше глаз уходят горы, Дальше глаз уходит дол.
Взгляните внимательно и если возможно – нежнее, И если возможно – подольше с нее не сводите очей, Она перед вами – дитя с ожерельем на шее И локонами до плечей.
Терпи… Пусть взор горит слезой, Пусть в сердце жгучие сомненья!.. Не жди людского сожаленья И, затаив в груди мученья,
Уж я не тот Философ страстный, Что прежде так любить умел, Моя весна и лето красно Ушли – за тридевять земель!
Устилают – мои – сени Пролетающих голубей – тени. Сколько было усыновлений! Умилений!
(тринадцать строк) Безмолвие - это душа вещей, Которым тайна их исконная священна,
Опять явилось вдохновенье Душе безжизненной моей И превращает в песнопенье Тоску, развалину страстей.
Не от запертых на семь замков пекарен И не от заледенелых печек – Барским шагом – распрямляя плечи – Ты сошел в могилу, русский барин!
О дева-роза, я в оковах; Но не стыжусь твоих оков: Так соловей в кустах лавровых, Пернатый царь лесных певцов,
1 Оставленная пустынь предо мной Белеется вечернею порой.
По набережным, где седые деревья По следу Офелий… (Она ожерелья Сняла, – не наряженной же умирать!) Но все же
В раздельной чёткости лучей И в чадной слитности видений Всегда над нами — власть вещей С ее триадой измерений.
– Грудь Ваша благоуханна, Как розмариновый ларчик… Ясновельможна панна… – Мой молодой господарчик…
О Клим! дела твои велики! Но кто хвалил тебя? Родня и два заики.
Тень достигла половины дома, Где никто не знает про меня. Не сравню с любовною истомой Благородство трудового дня.
«Car tout n’est que rêve, ò ma soeur!» [*] Им ночью те же страны снились, Их тайно мучил тот же смех,
– Мама, долго ль? Мама, скоро ль? Мама, время Замуж – мне!
Есть в мире лишние, добавочные, Не вписанные в окоём. (Нечислящимся в ваших справочниках, Им свалочная яма – дом).
Свинцовый полдень деревенский. Гром отступающих полков. Надменно – нежный и не женский Блаженный голос с облаков:
Наворковала, Наворожила. Слева-направо В путь проводила.
Так ясно сиявшие До самой зари – Кого провожаете, Мои фонари?
Уроненные так давно Вздымаю руки. В пустое черное окно Пустые руки
«то – вопреки всему – Англия…» Пахну́ло Англией – и морем – И доблестью. – Суров и статен.
Не чернокнижница! В белой книге Далей донских навострила взгляд! Где бы ты ни был – тебя настигну, Выстрадаю – и верну назад.
Чья мысль восторгом угадала, Постигла тайну красоты? Чья кисть, о небо, означала Сии небесные черты?
Над колыбелью твоею – где ты? – Много, ох много же, будет пето. Где за работой швея и мать –
На этой странице представлен рейтинг стихотворений, основанный на автоматическом анализе данных из некоторых социальных сетей. В этом анализе учитываются многие параметры, такие как количество посещений этих ресурсов, отзывы читателей, упоминания стихотворений в социальных сетях и многое другое.