Зима
В чертог Зимы со знаком Козерога Вступило Солнце. Выпит летний мёд. Полёт саней. Вся бархатна дорога. Теченье рек замкнулось в звонкий лёд.
Известный русский поэт, переводчик и эссеист, один из ярких представителей символизма в русской литературе. Был номинирован на Нобелевскую премию по литературе (1923). Его творчество характеризуется стремлением к музыкальности стиха, изысканностью языка и образов, а также глубоким интересом к философским и мистическим темам. Бальмонт был не только автором собственных поэтических сборников, но и талантливым переводчиком, благодаря которому русские читатели познакомились с произведениями многих зарубежных писателей, включая Эдгара Аллана По и Уильяма Блейка. Его страсть к свободе и индивидуализму нашла отражение в его стихах, которые воспевают красоту природы, любовь и личные переживания. В последние годы своей жизни Бальмонт жил в эмиграции, где и скончался, оставив после себя значительное наследие, оказавшее влияние на последующие поколения поэтов и писателей.
В чертог Зимы со знаком Козерога Вступило Солнце. Выпит летний мёд. Полёт саней. Вся бархатна дорога. Теченье рек замкнулось в звонкий лёд.
Я мечтою ловил уходящие тени, Уходящие тени погасавшего дня, Я на башню всходил, и дрожали ступени, И дрожали ступени под ногой у меня.
Как ясен Август, нежный и спокойный, Сознавший мимолётность красоты. Позолотив древесные листы, Он чувства заключил в порядок стройный.
Внемля ветру, тополь гнется, с неба дождь осенний льется, Надо мною раздается мерный стук часов стенных; Мне никто не улыбнется, и тревожно сердце бьется, И из уст невольно рвется монотонный грустный стих;
СОНЕТ Когда Луна сверкнёт во мгле ночной Своим серпом, блистательным и нежным,
О, женщина, дитя, привыкшее играть И взором нежных глаз, и лаской поцелуя, Я должен бы тебя всем сердцем презирать, А я тебя люблю, волнуясь и тоскуя!
(Князю А. И. Урусову) Вечер. Взморье. Вздохи ветра. Величавый возглас волн.
Князю А. И. Урусову. Вечер. Взморье. Вздохи ветра. Величавый возглас волн.
Я жить не могу настоящим, Я люблю беспокойные сны, Под солнечным блеском палящим, И под влажным мерцаньем Луны.
Я вольный ветер, я вечно вею, Волную волны, ласкаю ивы, В ветвях вздыхаю, вздохнув, немею, Лелею травы, лелею нивы.
Над пустыней ночною морей альбатрос одинокий, Разрезая ударами крыльев солёный туман, Любовался, как царством своим, этой бездной широкой, И, едва колыхаясь, качался под ним Океан.
Я буду ждать тебя мучительно, Я буду ждать тебя года, Ты манишь сладко-исключительно, Ты обещаешь навсегда.
Hier stehe ich inmitten des Brandes der Brandung. Nietzsche.
Будем как Солнце! Забудем о том, Кто нас ведёт по пути золотому, Будем лишь помнить, что вечно к иному, К новому, к сильному, к доброму, к злому,
Я в этот мир пришёл, чтоб видеть Солнце И синий кругозор. Я в этот мир пришёл, чтоб видеть Солнце И выси гор.
Я ненавижу человечество, Я от него бегу спеша. Моё единое отечество — Моя пустынная душа.
Тот, кто хочет, чтобы тени, ускользая, пропадали, Кто не хочет повторений, и бесцельностей печали, Должен властною рукою бесполезность бросить прочь, Должен сбросить то, что давит, должен сам себе помочь.
Щебетанье воробьёв, Тонкий свист синиц. За громадой облаков Больше нет зарниц.
Вот и белые берёзы, Развернув свои листы, Под дождём роняют слёзы Освежённой красоты.
Поля затянуты недвижной пеленой, Пушисто-белыми снегами. Как будто навсегда простился мир с Весной, С её цветками и листками.
Как прелестен этот бред, Лепет детских слов. Предумышленности нет, Нет в словах оков.
(Кто найдёт Одолень-траву, тот вельми себе талант обрящет на земле. Народный Травник.) Одолень-трава,
Чёрные во́роны, воры играли над нами. Каркали. День погасал. Тёмными снами Призрак наполнил мне бледный бокал.
Я возглас боли, я крик тоски. Я камень, павший на дно реки. Я тайный стебель подводных трав.
Осень. Мёртвый простор. Углублённые грустные дали. Завершительный ропот, шуршащих листвою, ветров. Для чего не со мной ты, о, друг мой, в ночах, в их печали? Столько звёзд в них сияет, в предчувствии зимних снегов.
О, Елена, твоя красота для меня — Как Никейский челнок старых дней, Что, к родимому краю неся и маня, Истомленного путника мчал все нежней
Мне кажется, что я не покидал России, И что не может быть в России перемен. И голуби в ней есть. И мудрые есть змии. И множество волков. И ряд тюремных стен.
Я в гостиной стоял, меж нарядных, уто́нченных, Между умных, играющих в чувства людей. Средь живых мертвецов, меж романов око́нченных, Я вскричал всей душой потрясённой своей: —
От тебя труднейшую обиду Принял я, родимая страна, И о том пропел я панихиду, Чем всегда в душе была весна.
Язык, великолепный наш язык. Речное и степное в нем раздолье, В нем клекоты орла и волчий рык, Напев, и звон, и ладан богомолья.