401 Цветаева М. И. Письмо на розовой бумаге
В какой-то дальней рейнской саге Печальный юноша-герой Сжигает позднею порой Письмо на розовой бумаге.
Погрузитесь в стихотворения о тоске, трагедии и скорби, которые передают глубокие эмоции и переживания. Насладитесь поэзией, отражающей печаль, утраты и трагические моменты жизни.
Всего произведений в базе на эту тему: 971
В какой-то дальней рейнской саге Печальный юноша-герой Сжигает позднею порой Письмо на розовой бумаге.
Кровных коней запрягайте в дровни! Графские вина пейте из луж! Единодержцы штыков и душ! Распродавайте – на вес – часовни,
Напрасно, милый друг, я мыслил утаить Обманутой [души] холодное волненье. Ты поняла меня – проходит упоенье, Перестаю тебя любить……
Жёлтый пар петербургской зимы, Жёлтый снег, облипающий плиты… Я не знаю, где вы и где мы, Только знаю, что крепко мы слиты.
И убивали, и ранили пули, что были в нас посланы. Были мы в юности ранними, стали от этого поздними.
Пускай увенч<анный> любов<ью> красоты В завет<ном> зол<оте> хранит ее черты И письма тайные, награда долгой муки, Но в тихие часы томит<ельной> разл<уки>
В декабре на заре было счастье, Длилось – миг. Настоящее, первое счастье Не из книг!
Я видела Вас три раза, Но нам не остаться врозь. – Ведь первая Ваша фраза Мне сердце прожгла насквозь!
Явился он на стройном бале В блестяще сомкнутом кругу. Огни зловещие мигали, И взор описывал дугу.
Глава I Then burst her heart in one long shriek, And to the earth she fell like stone
Послушай! вспомни обо мне, Когда, законом осужденный, В чужой я буду стороне — Изгнанник мрачный и презренный.
Никому я не открою, А тебя на свете – нет, Как сроднился я с тобою За семь юношеских лет.
Тупые звуки вспышек газа Над мёртвой яркостью голов, И скуки чёрная зараза От покидаемых столов,
Когда твой друг с пророческой тоскою Тебе вверял толпу своих забот, Не знала ты невинною душою, Что смерть его позорная зовет,
Воет ветр и свистит пред недальной грозой; По морю, на темный восток, Озаряемый молньей, кидаем волной, Несется неверный челнок.
Овидий, я живу близ тихих берегов, Которым изгнанных отеческих богов Ты некогда принес и пепел свой оставил. Твой безотрадный плач места сии прославил;
По небу крадется луна, На холме тьма седеет, На воды пала тишина. С долины ветер веет,
Екатерине Павловне Пешковой Мама светло разукрасила гробик. Дремлет малютка в воскресном наряде.
Этот крошка с душой безутешной Был рожден, чтобы рыцарем пасть За улыбку возлюбленной дамы. Но она находила потешной,
Mein Herz trägt schwere Ketten, Die Du mir angelegt. Ich möcht’ mein Leben wetten, Dass Keine schwerer trägt.[*]
I Я долго был в чужой стране, Дружин Днепра седой певец, И вдруг пришло на мысли мне
По камням гробовым, в туманах полуночи, Ступая трепетно усталою ногой, По Лоре путник шел, напрасно томны очи Ночлега мирного искали в тьме густой.
Стою печален на кладбище. Гляжу кругом – обнажено Святое смерти пепелище И степью лишь окружено.
– «Слова твои льются, участьем согреты, Но темные взгляды в былом». – «Не правда ли, милый, так смотрят портреты, Задетые белым крылом?»
Мое последнее величье На дерзком голоде заплат! В сухие руки ростовщичьи Снесен последний мой заклад.
Снова тучи надо мною Собралися в тишине; Рок завистливый бедою Угрожает снова мне…
Широко, необозримо, Грозной тучею сплошной, Дым за дымом, бездна дыма Тяготеет над землей.
Идти устали маленькие ноги, Но он послушно продолжает путь. Еще вчера хотелось близ дороги Ему в ромашках полевых уснуть.
Он был рожден для счастья, для надежд И вдохновений мирных! — но, безумной, Из детских рано вырвался одежд И сердце бросил в море жизни шумной;
О! если б дни мои текли На лоне сладостном покоя и забвенья, Свободно от сует земли И далеко от светского волненья,
Дробись, дробись, волна ночная, И пеной орошай брега в туманной мгле. Я здесь, стою близ моря на скале; Стою, задумчивость питая.
Когда-нибудь, прелестное созданье, Я стану для тебя воспоминаньем. Там, в памяти твоей голубоокой,
Развела тебе в стакане Горстку жженых волос. Чтоб не елось, чтоб не пелось, Не пилось, не спалось.
Я берег покидал туманный Альбиона… Батюшков. «Я берег покидал туманный Альбиона»…
Над церко́вкой – голубые облака, Крик вороний… И проходят – цвета пепла и песка – Революционные войска.
Quand je te vois sourire, Mon cœur s’épanouit, Et je voudrais te dire, Ce que mon cœur me dit!
Пора уснуть последним сном, Довольно в мире пожил я; Обманут жизнью был во всем, И ненавидя и любя.
Увы! напрасно деве гордой Я предлагал свою любовь! Ни наша жизнь, ни наша кровь Ее души не тронет твердой.
Свершилось! полно ожидать Последней встречи и прощанья! Разлуки час и час страданья Придут — зачем их отклонять!
Проснулась улица. Глядит, усталая Глазами хмурыми немых окон На лица сонные, от стужи алые, Что гонят думами упорный сон.
Ах, какая усталость под вечер! Недовольство собою и миром и всем! Слишком много я им улыбалась при встрече, Улыбалась, не зная зачем.
Ты помнишь ли, как мы с тобою Прощались позднею порою? Вечерний выстрел загремел, И мы с волнением внимали...
Вот и уходят. Запели вдали Жалобным скрипом ворота. Грустная, грустная нота… Вот и ушли.
Костюмчик полинялый Мелькает под горой. Зовет меня на скалы Мой маленький герой.
Ты знал ли дикий край, под знойными лучами, Где рощи и луга поблекшие цветут? Где хитрость и беспечность злобе дань несут? Где сердце жителей волнуемо страстями?
О. М. И город весь стоит оледенелый. Как под стеклом деревья, стены, снег.
Затих утомительный говор людей, Потухла свеча у постели моей, Уж близок рассвет; мне не спится давно... Болит мое сердце, устало оно.
Берегись! берегись! над Бургосским путем Сидит один черной монах; Он бормочет молитву во мраке ночном, Панихиду о прошлых годах.
С богом, в дальнюю дорогу! Путь найдешь ты, слава богу. Светит месяц; ночь ясна; Чарка выпита до дна.
А как бабушке Помирать, помирать, – Стали голуби Ворковать, ворковать.
Погрузитесь в стихотворения о тоске, трагедии и скорби, которые передают глубокие эмоции и переживания. Насладитесь поэзией, отражающей печаль, утраты и трагические моменты жизни.